Традиции русской классической литературы в творчестве Бориса Рыжего

Генетические истоки творчества Бориса Рыжего находятся в веке XIX и протягиваются к поэзии современной. Ю.Казарин пишет в статье «Поэт Борис Рыжий: постижение ужаса красоты», что Рыжий был “первым несоветским, постсоветским поэтом, которому удалось совместить гармонично и достаточно в полном объеме три типа поэтики: поэтику “золотого века”, свинцового (ХХ век) и новейшую” [2]. Многими исследователями было отмечено родство поэзии Б.Рыжего с творчеством М. Ю. Лермонтова, А. Блока, С. Есенина, Б. Слуцкого, И. Бродского, Е. Рейна, А. Кушнера, С. Гандлевского.

С Есениным Бориса Рыжего стали сравнивать довольно быстро. Известный поэт Сергей Гандлевский писал: «Стихи Бориса Рыжего имеют прямое отношение к замечательной, предельно исповедальной поэтической традиции, образцовый представитель которой, конечно же, Есенин» [1, с.5]. И действительно - уже первые его стихотворения отличаются отчаянной исповедальностью: «С антресолей достану «ТТ»/покручу-поверчу/я еще поживу и т.д./a пока не хочу/ этот свет покидать, этот свет...».

Стихи Рыжего - это искренний разговор поэта со своими читателями: «Как в юности, как в детстве я болел,/как я любил, любви не понимая,/как сложно сочинял, как горько пел,/ глагольных рифм почти не принимая... »
Впрочем, в своих стихах Борис Рыжий исповедуется не только перед читателями, но и перед Богом: «за слёзы, страх, дыханье ада,/ бери и жги, глаза мои сухи,/ мне ничего, господь, не надо».

Пафос исповедальности во многом определяет характер лирического героя. Кажется, что менталитет лирического героя Рыжего и в самом деле напоминает есенинский. В основе его – душевность, русская потребность переживать и пережигать жизнь: «Тайга – по центру, Кама – с краю,/с другого края, пьяный в дым,/ с разбитой харей, у сарая/ стою с Григорием Данским... »

Позже появляется образ слегка по-есенински приблатненного поэта- забулдыги. Этот образ Рыжий явно культивировал в стихах: «Венок из ромашек,/спортивные, в общем, штаны,/кроссовки и майка – короче, одет без затей...»

Однако надо заметить, что стилистика этих строк далеко не есенинская. На мировосприятие Рыжего во многом повлияла поэзия А. Блока. Генетическая связь этих поэтов проявляется в том, что оба они стыдятся быть счастливыми среди человеческого неблагополучия, когда «Сын Человеческий не знает, / где приклонить ему главу». От Блока передалось Б.Рыжему и ощущение конца мира, к которому принадлежит сам поэт, мира дорогого и прекрасного, но обреченного, потому что в нем была великая вина, великая неправда. И самым впечатляющим выглядит то, что, заканчиваясь, страшная эпоха оказывается согретой ностальгическим человеческим теплом, она дает повод для сожаления и любви: «Россия – старое кино./ О чем ни вспомнишь, все равно/ на заднем плане ветераны/ сидят, играют в домино».

Вместе с есенинским исповедальным пафосом в ранних стихах Б. Рыжего звучит мотив благодарности, берущий свое начало, вероятно, еще в лирике Лермонтова. Стихотворение «Благодарю за всё. За тишину...» подобно лермонтовской "Благодарности" по построению фраз с печалью, заключенной в них, однако без язвительности и иронии: «Благодарю за всё. За тишину. /За свет звезды, что спорит с темнотою./ Благодарю за сына, за жену./ За музыку блатную за стеною... » Различаются эти благодарности тем, что стих Лермонтова точно адресован - Всевышнему, а стихотворение Рыжего фактически безадресно, его обращения с благодарностью безличны и вызывают предположения и размышления по этому поводу.

Много у «уральского Есенина» реминисценций и из произведений А.С Пушкина. Так в одном из стихотворений Рыжего читаем: " И улыбаюсь, и даю советы, и прикурить даю. /У бездны на краю твой белый бант плывет на синем фоне...". При этом пушкинское "бездны на краю" (из "Пира во время чумы") плавно перетекло в стих Рыжего и не стало кощунством. Это «бездны на краю» крепко укоренилось в поэтическом сознании Бориса Рыжего и появляется в его стихах и позднее: «Что любовь пройдет, И жизнь пройдет,/вяло подпою, / ни о ком не вспомню, старый чёрт,/бездны на краю». Однако и здесь мы видим различие в идейном плане. У Пушкина эта бездна - испытание для сильных личностей, пусть ценою смерти - в бою, в буре...Рыжий ожидает смерть без сопротивления, он покорен в своей нависшей над ним, обреченности.

Ассоциативная связь с лирикой русских поэтов у Рыжего не прерывается. С другой стороны, частые парафразы, вольно преображенные цитаты из классиков, без которых Рыжему трудно обойтись, могут быть и подтверждением влияния постмодернизма, коснувшегося Рыжего. Но это влияние здесь, благое, усиливающее трепет стиха и мысль автора.

Таким образом, мы можем сделать вывод, что поэзия Б. Рыжего имеет богатые генетические истоки и опирается на традиции классической русской литературы.

Литература
1. Гандлевский С. Памяти Бориса Рыжего // Рыжий Б. На холодном ветру. Стихотворения. - СПб.: «Пушкинский фонд», 2001. - С. 5.
2. Казарин Ю. Поэт Борис Рыжий: постижение ужаса красоты // Рыжий Б.Б. Оправдание жизни. - Екатеринбург: У-Фактория, 2004. - С. 521-814.

Ткачева Екатерина Владимировна